Европейский университет в Санкт-Петербурге

Места памяти, места скорби: Первая мировая война в культурной истории Европы

Великая война не перестает будоражить умы. При этом куда меньше внимания уделяется процессам, благодаря которым европейцы пытались осмыслить, а потом изжить ее катастрофический опыт. Многочисленные места памяти и места скорби — как общественные, так и частные, — возникшие вследствие этого конфликта, ранее не изучались в сравнительном ключе. Эта книга посвящена именно им. Во Франции, Великобритании и Германии как во время Первой мировой, так и сразу после ее окончания летопись утрат касалась каждого. Об основных воюющих державах можно без преувеличения сказать, что траур носила каждая семья. В послевоенные годы те, кто остался лицом к лицу с этой армией мертвецов, предпринимали попытки увековечивания их памяти, не сводившиеся к воспроизведению традиционных патриотических шаблонов. Да, миллионы людей пали в боях за свою страну, но эти слова стали лишь началом, а не итогом поисков «смысла» беспрецедентной бойни — Великой войны. Чтобы запомнить переживания 1 500 дней войны, необходимо было освоить искусство забывать;<br /> в межвоенные годы те, кому не удалось вытеснить из сознания болезненные кошмары, оказались в лечебницах для умалишенных. Большинство справилось. Они умели и помнить, и забывать и, применив и то и другое, как минимум обрели шанс вырваться из круга страшных военных травм. Речь в книге пойдет о подробностях этого процесса.

Николай Митурич, ленинградский архитектор. Ксения Малич

Книга посвящена ленинградскому архитектору Николаю Александровичу Митуричу (1891– 1973), чье творчество до сих пор оставалось практически неизученным в отечественной историографии. Однако его долгая и невероятно насыщенная творческая карьера будет открытием для всех, кто интересуется отечественным искусством первой половины ХХ века. Митурич оказался участником важнейших событий истории ленинградской архитектурной школы в период первых послереволюционных десятилетий. Его наследие разнообразно: от парковых киосков и спортивных павильонов до Дворцов культуры и театральных зданий. В издании собраны уникальные материалы личного архива архитектора. Впервые публикуется более 100 документов: фотографии, архитектурные проекты, эскизы мебели, театральная сценография, а также дневник и рисунки, созданные в ходе поездки на фронт во время Первой мировой войны.

Графические миры Василия Владимирова: Из истории русского модерна. Елизавета Южакова

Предмет монографии — жизнь и творческая деятельность художника первой трети XX века Василия Васильевича Владимирова. Соученик Бориса Бугаева (Андрея Белого) в гимназии и Московском университете, Владимиров активно присутствовал в литературной среде младосимволистов, а в своей художественной деятельности разрабатывал темы и мотивы, характерные для раннего и зрелого модерна. Этот художник — один из немногих символистов, работавших исключительно в графике. Техникам станковой графики он учился в Мюнхене, где на его стиль сильно повлиял Сецессион. После революции 1917 года художник переехал в Петроград и провел там последнее десятилетие своей жизни, сотрудничая в основном с детскими издательствами. Наследие художника достаточно разрозненно: в Государственном музее изобразительных искусств имени А. С. Пушкина и Русском музее хранится станковая графика конца 1900‑х — начала 1910‑х годов, в Вологодской картинной галерее — в основном акварели конца 1800‑х — начала 1900‑х. Благодаря знакомству с собранием семьи художника, которое за последние годы, к сожалению, рассеялось по антикварному рынку, автору удалось воссоздать эволюцию стиля художника и рассмотреть его творчество в контексте общих тенденций в русском искусстве первой трети XX века.<br /> <br />

&quot;Клином красным бей белых&quot;: Геометрическая символика в искусстве авангарда. Козлов Дмитрий Владимирович

В исследовании по иконографии плаката Лазаря Лисицкого «Клином красным бей белых» впервые предпринята попытка всестороннего анализа этого хрестоматийного произведения ранней советской эпохи. Повествование разворачивается, следуя путем авангардного искусства: от футуризма к беспредметности и новой знаковой системе. Обширный иллюстративный материал убедительно показывает, что круг и клин были важнейшим формальным мотивом 1920-х годов. И если «Витрувианский человек» Леонардо да Винчи — своеобразная эмблема эпохи Возрождения, то для авангарда такой эмблемой стал клин, врезающийся в круг. Устойчивость этой комбинации в русском искусстве 1910–1920-х убеждает в том, что революционность графически изображалась именно так. Геометрия простейшим образом отражала борьбу стихий, абстрактная форма становилась символической. Плакат «Клином красным…» связан со многими явлениями в авангардной культуре. Вокруг него возникает множество имен — художников, поэтов, мыслителей, политиков.

Демократия, или Демон и гегемон. Артемий Магун

Демократия… Это слово мы слышим с экранов телевизора, его используют политики и журналисты, специалисты и обычные люди, те, кто хочет разобраться в том, что происходит в России и в остальном мире. На первый взгляд, в нем нет ничего загадочного: в переводе с древне-греческого языка оно означает «власть народа». Но если приглядеться, то за кажущейся простотой обнаружится масса всего непонятного. Как получилось, что для разныx людей понятие «демократия» имеет разное, порой прямо противоположное значение? При каких обстоятельствах это слово появилось на свет и почему среди прочих «почтенных» политических понятий оно оказывается «незаконнорожденным»и опасным? Почему в нашей сегодняшней жизни оно сделалось таким невероятно популярным и важным? В чем тайный демонизм демократии и как приручить ту неукротимую силу демоса, которая в ней сокрыта? Есть ли у демократии будущее?<br /> Ответы на эти и многие другие вопросы дает профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге Артемий Магун. Книга рассчитана на всех, кто интересуется проблемами политики, философии, истории и социальных наук.<br /> Демократия - понятие, которому мы в этой книге пытаемся дать определение. Но определение понятий - дело не совсем произвольное. Они не могут быть даны «из головы», априорно, поскольку определяем мы нечто, имеющее имя и поэтому историю, историю и поэтому имя. Например, когда Роберт Даль в 1960-х годах предложил переименовать современную демократию в полиархию (многовластие) и дать определение этому относительно незатертому слову, то термин не прижился, и сам Даль вернулся к демократической терминологии.<br /> Слова имеют определенную власть над нашими мыслями и чувствами. Но еще большую власть имеют над нами комплексы идей, которые за ними стоят. Основные политические понятия - это не просто слова, а сложные смысловые сочетания слов и идей, стоящих за этими словами. <br /> В этом смысле необыкновенно важно учитывать исторический контекст современной политической мысли - историю понятий. Это направление исследований сильно продвинулось в последние 50 лет. Сегодня мы уже очень хорошо знакомы с происхождением используемых нами терминов и стоящих за ними значений.<br /> Знаем, как люди осмысляли свою общественную жизнь, что для них было важным, в каких категориях они размышляли и к каким выводам приходили. Более того, мы все чаще задумываемся и о том, в каких понятиях ретроспективно осмысляются нами общества прошлого. И, наконец, о том, как наши понятия сочетаются с понятиями того исторически отдаленного от нас периода, где привычное нам слово обладало другим значением, а где, наоборот, смысл, который мы связываем с конкретным словом, вкладывался в совсем другие понятия.

Патриотизм, или Дым отечества. Михаил Кром

В любом словаре или энциклопедии можно прочитать о том, что патриотизм — это любовь к родине. Однако простота и ясность подобных определений обманчива, поскольку сами представления о родине менялись от эпохи к эпохе. Более того, представители разных политических сил, желая блага своему отечеству, высказывали порой прямо противоположные идеи. Какими словами выражали свою любовь к родине древние греки и римляне, жители ренессансной Флоренции и средневековой Руси, пока в XVIII столетии не появился привычный нам сейчас термин «патриотизм»? Почему вплоть до начала XIX века язык патриотизма часто служил оружием оппозиционеров и революционеров, а затем им прочно овладели консервативно-монархические силы? Как на протяжении XIX–XX веков менялось отношение к патриотизму левых и социалистических партий? Можно ли отделить современный патриотизм от национализма и кому в конце XX века пришла в голову идея «конституционного патриотизма»? На эти и многие другие вопросы отвечает в книге «Патриотизм, или Дым отечества» профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге Михаил Кром.

Литературный авангард на лингвистических поворотах. Владимир Фещенко

Эта книга — о том, как художественный опыт (главным образом, литературно-авангардный) взаимодействовал на протяжении последних 100 лет и продолжает взаимодействовать в наши дни с научными (лингвистическими) и философскими представлениями о языке. О трансферах — межкультурных, междискурсивных и междисциплинарных — между лингвистикой, поэзией и поэтикой. В ХХ веке научная мысль развивается более или менее синхронно с художественным экспериментом, иногда опережая его, а иногда наследуя ему. Одни и те же языковые процессы и процедуры характеризуют как парадигмы языкознания (формализм, структурализм, дескриптивизм, генеративизм, когнитивизм, концептуальный анализ, логический анализ, дискурс-анализ), так и сопутствующие им в культурном пространстве стратегии литературного авангарда. В книге рассматриваются языковые процессы, характерные для авангардных литератур (преимущественно русской и англо-американской), которые одновременно находятся на острие исследований лингвистов и философов языка.

Иван Аксенов: одописец Эйфелевой башни. Полное собрание стихотворений

Иван Аксенов (1884–1935) — одна из ярких фигур русского авангарда. Тонкий критик, эрудит, переводчик, он автор первой в мире монографии о Пикассо (1917), ряда исследований о театре эпохи Шекспира, соратник Мейерхольда, учитель Эйзенштейна (и его первый биограф). Вместе с тем Аксенов был и драматургом, и прозаиком, и поэтом: его стихотворчество впечатляет своей оригинальностью, хотя современники уделяли ему мало внимания; при этом он около двух лет возглавлял Союз поэтов. После книги стихов «Неуважительные основания» (1916), вышедшей под маркой футуристической «Центрифуги», ему удалось издать только несколько отдельных стихотворений. Рукопись второй книги стихов «Эйфелея» (1916–1918), содержащей 30 од Эйфелевой башне, без малого сто лет оставалась в архивах. Проект третьей книги стихов «Оды и танцы» (начало 1920-х) не был осуществлен. Настоящая публикция — первое научное издание поэзии Аксенова. Все тексты сопровождены подробным комментарием. При этом целый ряд текстов и документов впервые вводятся в оборот, а редчайшее издание «Оды Выборгскому району» (1920), оформленное художником Георгием Ечеистовым и сохранившееся в семейном архиве, воспроизводится факсимильно. Визуальный ряд насчитывает 100 редких иллюстраций, в т. ч. из коллекции Костаки (Музей современного искусства в Салониках) и частных архивов.

Пикассо и окрестности Ивана Аксенова: Первая в мире монография о Пикассо (Комментированное издание)

Книга «Пикассо и окрестности» Ивана Аксенова вышла в свет в футуристическом издательстве «Центрифуга» в 1917 году. Она стала первой в мире монографией о художнике, впоследствии признанном одной из ключевых фигур искусства XX века. В революционный год слома эпох и эсхатологических потрясений книга осталась практически незамеченной. Но уже в наши дни она была заново открыта и высоко оценена. Это необычное произведение — как по афористичному провокативно-эпатажному тону, так и по своей структуре: Аксенов пишет не только о Пикассо, но и об эстетике и социологии искусства; автор предпочитает эффектные утверждения и аллюзии исчерпывающим объяснениям. В книге множество скрытой полемики, в ходе которой превозносятся самые крайние эксперименты Пикассо и доказывается, что его художественные решения вовсе не укладываются в рамки кубизма. Автор книги Иван Александрович Аксенов (1884–1935) — одна из ярких фигур русского авангарда: поэт, критик, искусствовед, участник группы «Центрифуга», соратник Мейерхольда и Эйзенштейна, переводчик и шекспировед. Книга «Пикассо и окрестности» написана по следам личного общения с художником в Париже весной 1914 года. Это не только первое серьезное изучение живописи Пикассо, но и важный образец литературы, рефлексирующей об искусстве. Читатель впервые получает возможность познакомиться с авангардистским памятником 1917 года, в точности воспроизведенным и снабженным обширным комментарием, исследованием и иллюстративным рядом.

#1917 Семнадцать очерков по истории Российской революции. Борис Колоницкий

Считается, что история 1917 года изучена за 100 лет досконально, но вновь и вновь исследователи обращаются к тем далеким событиям. Почему убежденные монархисты подготавливали свержение монархии? Какую роль играют в революциях заговоры? Зачем нужно изучать слухи? Почему адмирал Колчак прославлял лейтенанта Шмидта? Как праздновали Пасху революционеры? Произошел бы Октябрь, если бы Ленин не дожил до него? Как можем мы в начале XXI века вспоминать историю 1917 года? Какие проблемы следует изучать современным ученым? Свои ответы на эти вопросы дает Борис Колоницкий, автор ряда исследований по истории русской революции.

Повседневная жизнь блокадного Ленинграда | Яров Сергей

Книга петербургского историка Сергея Ярова — пронзительный и откровенный рассказ о жизни ленинградцев в тяжелейшие дни блокады. На материале сотен источников, в том числе ранее не опубликованных, автор показывает повседневные тяготы и лишения жителей осажденного города, их страдания, боль и попытки выстоять и выжить в немыслимых условиях. Вопреки всему эти люди — опухшие, обессиленные, изнуренные голодом и холодом, разучившиеся плакать — сохраняли в себе человеческое начало. Свидетельства очевидцев, погибших и выживших, создают впечатляющую по своей силе фреску мученичества. Это блокада, увиденная глазами самих участников тех страшных событий.

История - или Прошлое в настоящем. Иван Курилла

Современный человек приучен мыслить исторически, задумываться над происхождением вещей и проблем, искать свое место на «оси времени» и отличать сегодняшний день от прошлого и от будущего. Но эти привычные нам ментальные процедуры не были характерны для всех обществ прошлого. Традицию исторической рефлексии европейская цивилизация ведет от древнегреческого автора Геродота из Галикарнаса , т.е. насчитывает она почти две с половиной тысячи лет.<br /> Отношение к истории в этой традиции тем не менее постоянно меняется, меняются и представления о содержании этого поня- тия и о его месте в общественном сознании, а также и о возможности взаимодействия с историей, - какимто образом влияя на нее либо используя ее в качестве инструмента влияния. Вопрос «Что такое история?» стал названием небольшой книги английского ученого Э. X. Карра, по которой учились несколько поколений историков. Однако сегодня этот вопрос уже не может звучать так, как будто на него есть четкий и однозначный ответ.<br /> С этой точки зрения можно оценить, в каких смыслах употребляют понятие «история» в современном обществе, что вкладывают в него и что ожидают от истории. Так, сегодняшнее общество пытается инструментализировать прошлое, сделав его лишь одним из аргументов в современной борьбе за идеитичность, в построении той или иной социальной группой желаемого ею будущего или же одним из ресурсов, способных обеспечить статус и доход. Но такое понимание истории вызывает ожесточенные споры. Рассуждениям на эту тему в значительной части посвящена данная книга. Эти споры уже привели к трансформации самого представления об истории,<br /> В результате чего определения, данные предмету полвека назад, требуют переосмысления и уточнения. Понятие, о котором пойдет речь в нашей книге, восходит к древнегреческому (ионийскому) слову /агор/а, означающему «исследование», «расспрашивание», или «исследование с помощью расспросов».Именно так собирали сведения 06 окружавшем их мире Геродот и Фукидид. Это слово вошло в большинство европейских языков для обозначения сходных понятий.<br /> Стех пор понимание истории эволюционировало, накапливало оттенки смыслов и результаты использования в разных контекстах, теряло и приобретало вес в системах координат европейской и мировой цивилизации.

Память о Второй мировой войне за пределами Европы: коллективная монография. Миллер А.И., Соловьев А.В

Вторая мировая война определила всю международную политику с середины XX вплоть до начала XXI века. Ее интерпретация (преимущественно через образ Великой Отечественной войны) стала этическим фундаментом всей российской политики. Отечественные представления о той переломной эпохе не совпадают с оценками и взглядами, устоявшимися в исторической памяти других стран. Европейские и американские нарративы достаточно известны в России, в том числе и в контексте яростных споров на самом высоком политическом уровне. Незападные трактовки оставались по большей части вне поля зрения нашей читающей публики. Кооперация журнала &quot;Россия в глобальной политике&quot; и Центра изучения культурной памяти и символической политики Европейского университета в Санкт-Петербурге позволила подготовить первый квалифицированный обзор и анализ этого проблемного поля.<br /> Одиннадцать глав монографии написаны специалистами-страноведами и/или специалистами в сфере международных отношений, и именно с этой перспективы они смотрят на политику памяти о Второй мировой войне в Японии, Китае, Северной и Южной Корее, Монголии, Индии, Иране, Турции, странах арабского мира, Бразилии, Аргентине и Мексике. И международники, и политологи, и культурологи, и историки, и, наконец, исследователи политики памяти как междисциплинарного поля — все найдут здесь много полезной информации и пищу для размышлений.

Миф о Севастопольской обороне 1854-1855 гг. в культурной памяти Российской империи | М. Федотова

Эта книга посвящена изучению культурного мифа о Севастопольской обороне 1854-1855 гг. как неотъемлемого элемента российской национальной славы и военно-исторического нарратива дореволюционной России. Несмотря на военное поражение России в Крымской войне, Севастопольская оборона закрепилась в национальной памяти символом моральной победы. Миф о Севастопольской кампании представляется как сложносочиненный культурный феномен, который сформировался под влиянием различных дискурсов и социокультурных факторов. В монографии рассматривается процесс конструирования культурной памяти о Севастопольской обороне 1854-1855 гг., а также особенности создания пантеона героев войны и коммеморативных практик, направленных на формирование образа героического прошлого.

Коллекционеры, любители и собиратели. Париж, Венеция: XVI-XVIII века. Кшиштоф Помян

Польский и французский историк Кшиштоф Помян (р. 1934) посвятил свою многолетнюю творческую деятельность исследованию концепций памяти и истории, в которых значения тех или иных предметов всегда играли ведущую роль. Настоящая книга, составленная из очерков 1970-1980-х годов, была впервые опубликована во Франции в 1987 году и сразу же стала основополагающей для изучения истории коллекционирования, задав те фактические и теоретические рамки, в которых вели свою работу несколько последующих поколений ученых. Помян не признает принятых сегодня границ между собиранием произведений «изящных искусств» с одной стороны и прочих объектов — с другой, рисуя общую картину европейского коллекционирования с XVI по XVIII столетие. Он демонстрирует междисциплинарный характер истории коллекционирования, неразрывно переплетенной не только с историей искусства, науки, общества и политики, но и с антропологией, социологией и вопросами ценности и значимости в контексте различных экономических и социальных структур.<br /> Издание предназначено для историков и искусствоведов, а также для широкого круга читателей, интересующихся европейской культурой и антропологией.

Алексей Чичерин. Конструктивизм воскрешения. Декларации, конструэмы, поэзия, мемуары

Алексей Николаевич Чичерин (1889-1960) — поэт и теоретик отечественного авангарда, стоявший у истоков Литературного центра конструктивистов, экспериментировавший с визуализацией фонетики и радикальной реформой орфоэпики. В издании собраны почти все художественные работы Чичерина. Часть из них публикуется впервые, издания других работ давно стали библиографической редкостью. Наследие Чичерина и компактно, и разнообразно: два десятка прозаических фрагментов и стихотворений, две авангардистские декларации, ряд визуальных «конструэм» и цикл литографий, статья о проблеме жанров, неизданные воспоминания о В. Маяковском, а также подпольная иносказательно-изощренная «Поэма», созданная на склоне лет. В исследованиях и комментариях восполняются пробелы в интертекстуальном изучении творчества поэта. Рассмотрены как заочные диалоги Чичерина с мыслителями прошлого, так и его полемика с современниками. Впервые публикуется своеобразный постсталинский лубок — огромная «Поэма», квазипримитив которой заставляет вспомнить ершовского «Конька-Горбунка»; дешифровка эзоповского слоя выявляет те культурные коды, с помощью которых автор сатирически изображает реалии литературного процесса 1950-х годов.

Революция на языке палиндрома: Блок и Маяковский в поэтических трансформациях. Антонина Балашова, Иван Чудасов

Впервые под одной обложкой целиком публикуются два шедевра русской палиндромической поэзии ХХ века — поэмы «Укор сроку» (1967) Александра Кондратова и «Укол Блоку» (1974/2009) Бориса Гольдштейна. Произведения объединяет не только изощрённая форма, но и ориентация на претексты, занимающие важное место в русском авангардном каноне. Прообразом сочинения ленинградского поэта и лингвиста Александра Кондратова стала поэма Владимира Маяковского «Хорошо!», написанная к десятилетию Октябрьской революции (1927); Борис Гольдштейн, биофизик из Подмосковья, воссоздал один из самых знаковых и противоречивых текстов о революции — поэму Александра Блока «Двенадцать» (1918).<br /> Крупные формы палиндрома до сих пор почти не становились предметом научного интереса. В статье Антонины Балашовой комментируются индивидуальные особенности поэтического метода каждого из авторов, ярко заявляющие о себе на фоне универсальных законов самостоятельного и таинственного языка палиндромической поэзии. Избранное поэтами формальное ограничение рассматривается как элемент системы, во взаимодействии с другими текстообразующими факторами: стилем, ритмом, рифмой. В состав сборника входит информативный экскурс Ивана Чудасова в историю палиндрома и комбинаторной литературы: читатель узнаёт о существующих видах палиндрома, о предпосылках возникновения крупных форм палиндромической поэзии, о знаковой роли Велимира Хлебникова — пионера жанра, придавшего мощный импульс разработке палиндромной поэмы. Авторами сборника последовательно доказывается правомерность места палиндрома в большой литературе. Подчёркивается значение особенностей эволюции жанра, без которой не могли бы возникнуть проекты Кондратова и Гольдштейна, впечатляющие масштабом художественного эксперимента и виртуозностью владения революционной формой.<br /> Издание также содержит палиндромический Словарь и 75 иллюстраций — опыт Визуальной Истории русского палиндрома.

Поваренная книга футуриста Манифест Ф.Т. Маринетти и Филлия Футуристическая кухня. О. В. Соколова

Книга-манифест «Футуристическая кухня» (1932) Ф. Т. Маринетти и Филлиа (псевдоним Луиджи Коломбо) является эстетическим и теоретическим фундаментом грандиозной футуристической кампании по выдвижению на мировой уровень итальянской кухни. Авторы предлагают реорганизацию всех аспектов человеческого бытия во имя достижения «гармонии между нёбом человека и жизнью нашего века». Основная идея манифеста связана с провозглашением свободы итальянской кухни от европейских блюд, а языка — от заимствований. Помимо гастрономической, языковой и эстетической революции предлагается и решение экономических проблем, поскольку футуристический кухонный манифест — это «ответ мировому кризису», «оптимизм на столе» — что придает особую актуальность для его публикации в России.<br /> Издание впервые знакомит российского читателя с экстравагантным опусом Маринетти/Филлиа. Вместе с тем в этом издании впервые дается подробный комментарий, не имеющий аналогов и на Западе. Книга снабжена двумя исследованиями, аннотированной библиографией и большим визуальным рядом; она способна стать генератором новых смыслов на пересечении мировой, итальянской и русской гастрономий и культур.

Нового Времени не было. Эссе по симметричной антропологии. Бруно Латур

Книга одного из наиболее известных современных французских социологов Бруно Латура представляет собой манифест нового и быстро развивающегося направления науки, которое наконец объединяет физиков и лириков. Опираясь на последние достижения в социологии науки и техники, автор развивает новую теорию знания, где социальные науки не находятся в привилегированном положении по отношению к естественным (или наоборот), а люди и вещи вместе участвуют в создании мира, где мы живем.