До и после пострига в 2 томах

До и после пострига в 2 томах

В книге собраны некоторые из творений преподобных подвижников древнего и нового иночества. Как отсветы звезд небесных, всегда влекут они тех, в ком возгорелся огонек монашеской ревности, к несметным вышним сокровищам святоотеческого наследия, к значимой правде опыта и действенному сиянию духа. Пусть некогда сказанное, но всегда живое, слово и теперь способно просветить, уцеломудрить, восставить, напитать, утешить; растворить мужеством и отрадой горечь крестоношения, взогреть теплым отеческим собеседованием этот начальный огонь делания, пока вовсе не угас он в современном монастырском маломонашеском шуме, - до великого пламени подлинной прекрасной внутренней жизни, обогатить которую совершенством и до равноангельных качеств в любой обители всегда простерта возможность каждому до последнего его вздоха. Великое дело и дар – обрести с началом пути иноческого доброго наставника. С оскудением же, как говорят отцы, истинных послушников оскудевают нелестные руководители. С оставлением искуса преходит и искусство. Все чаще видятся отшельцы из мира, переплывающие лютое море своеволия и страстей в одиночку на скользкой доске великого некогда корабля. Еще в старческом ХІХ веке сетовал преподобный Макарий Оптинский, что все более затруднительно человека обрести, с которым по совести и слово молвить можно. Истощается и внутреннее делание – путь к очищению себя и обретению Бога. Современные постриженики с врученными им четками все чаще не знают, как занять себя. И здесь близок треоружный мир предложить себя в личине обновленной привлекательности. Потребительство и зрелищность легко пленяют бедную, нестойкую душу, за нею и тело. Необычные монашеству пустые светские передряг и сокрушения неотступно гнетут сердце, ускользает суть монашеской жизни с ее отблесками райского света, с ее целительной покаянной трудоемкостью, теплотою подлинных иноческих скорбей и тождественными утешительными посещениями. Мятежным шумом безобразится созерцательная часть ее и делается неприступной. Духовные приобретения сменяются душевными. Мимо проплывает и драгоценное время с великими дарованными возможностями – целительным врачевством досады креста и небесными знамениями красот, ихже око не виде (1 Кор. 2, 9). Остывает первая любовь (Откр. 2, 4), некогда совершившая обручение великого ангельского образа.<br />    Незнание средств духовной борьбы обезоруживает подчас и перед незначительным искушением, а неведение законов духовных при нашествии, особенно в начале пути, страстных поборщиков – мытарей, вместо дарования крыл надежды смиренного упования приносит тяготу недоуменного смущения. Сокровище, раскрывающее прекрасную силу свою по мере деятельного его изучения, пылится бездельным грузом у монаха Мниха. И внешние подчас справедливо окрашивают священнейшую иноческую жизнь в окрасу безделья. Не совершается делание – цель монашества, тогда и внешнее приходит к никчемности. Ум, лишенный прекрасного плавания в деятельных отеческих волнах писаний, не руководствует скитающимся на стране далече (Лк. 15,13) сердцем. Душа перестает ощущать неповторимый вкус христианства. Мир не от мира сего (Ин. 14, 27) делается незнакомым состоянием, а не столь частые благодатные посещения в Таинствах – едва уловимыми и легко ускользающими. Соль теряет силу: Вы – соль земли. Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою? Она уже ни к чему негодна, как разве выбросить ее вон на попрание людям (Мф. 5, 13).<br />   И что же сказать более, как лишь умножить давнее сетование оптинского старца: «Горе нашему времени». В таковое-то – писания духоносных мужей становятся едва не единственной спасительной тыквой (см.: Ион. 4, 6), могущей укрыть прискорбного монаха в знойной пустыне безотцовства, в отсутствие искренних живых сотаинников, когда верным личным мерилом истинности пути и надежды останется простая совестная жизнь по заповедям Подвигоположника Христа.